"Я думал, чувствовал, я жил". - М.:
Советский писатель, 1988. С. 219-221.
Л. Будогоская
Город раскинулся по обе стороны реки. Вокруг леса сосновые. Я там бывала. Город небольшой, освещенный тускло. Но домики тонут в садах, река светлая, извилистая, воздух прозрачный, свежий. Близость сосен, оврагов лесных и студеных ключей. По состоянию здоровья мне понадобилось куда-то переехать. Я об этом городе вспомнила и решила там пожить.
Это было время первой пятилетки, там появилась новая, сильная электростанция. И когда я приехала, городок, прежде тусклый, встретил меня сиянием ярких фонарей.
Они светили не только в городе, они шли один за другим по шоссе в глубь лесов.
И все же на окраине оказалась одна улица темная, и мне рассказали, что там разбили фонарь мальчишки. Бьют фонари и на шоссе. Да, я видела, на шоссе возле столба блестели на земле осколки... Как выразить свое возмущение! Какие найти слова, чтобы каждый понял: бить фонари - постыдно.
Должна найти, раз я писатель.
Вот это задача.
Я стала присматриваться к ребятам на дворе и на улице. Пошла в школу. И когда мне разрешили присутствовать на уроках, изо дня в день приходила в класс вместе со школьниками.
Сидела на задней парте, чтобы не мешать.
Вскоре ко мне настолько привыкли, что жизнь в классе потекла так, как текла бы без меня.
И вот однажды при мне прошел урок обществоведения, урок пустой и скучный. Учительница не обращала внимания ребят на новые явления окружающей их жизни. Тогда чему удивляться, что для школьника сияющий во тьме фонарь не радость, а только мишень? Я изобразила этот урок целиком. Кроме того, была готова первая глава. И я поехала к Самуилу Яковлевичу. Хотела узнать, как отнесется Самуил Яковлевич к тому, что я задумала.
Самуил Яковлевич отнесся к моей работе внимательно. Особенно его заинтересовал урок. Прочел несколько раз, ничего не предложил изменить.
Он сказал: "Это будет книжка о пятилетке!" И очень обрадовался.
Книжка о пятилетке? А я ведь над этим не задумывалась. Я думала, это книжка о школе, о фонаре. От этих слов гораздо глубже раскрылась моя задача. И радость, которую проявил Самуил Яковлевич, ко мне пришла тоже.
Работа пошла хорошо. Но вот понадобилась мне учительница, способная в классе раскрыть смысл пятилетки широко и задушевно. Чтобы такую учительницу хорошо изобразить, я хотела ее видеть, детали должны быть не выдуманные.
И я пошла ее искать.
Долго я ходила по разным школам, но ее не нашла. И почувствовала себя беспомощной.
В таком угнетенном состоянии я пришла к Самуилу Яковлевичу. Застала у него Тамару Григорьевну Габбе. Откровенно рассказала им, почему столько времени не могу книгу закончить.
Самуил Яковлевич сидел за своим тяжелым и очень широким письменным столом. Склонился над моей рукописью. Лицо у него было усталое.
Вдруг он посмотрел на меня, на Тамару Григорьевну и говорит:
- Сейчас, здесь, не сходя с места, мы, как будто в классе, проведем урок о пятилетке!
Мне стало интересно, что это будет. Способны мы на это или нет?
- Вы проходили пятилетку? - Самуил Яковлевич к нам обратился, как учительница в классе. - Тогда поговорим. Начинайте! Кто что знает.
Тамара Григорьевна нашлась первая. Она начала непринужденно отвечать за ребят. И я за ней. Я стала отвечать за школьника, который разбил фонарь.
А у Самуила Яковлевича усталости как не бывало.
И он нас повел и повел, как учительница, до конца урока. Мне сразу стало легко. Неуловимый образ наконец прояснился. Вот этот урок послужил мне материалом. И я книжку закончила.
Мою рукопись взяли на ленинградское радио. Но передачи не последовало. Наоборот, потребовали от лица педагогов, чтобы мою повесть не печатали, потому что это клевета на советскую школу. Но Самуил Яковлевич своего мнения относительно моей рукописи не изменил. Организовал собрание педагогов и писателей для обсуждения моей работы.
На этом бурном собрании он со свойственной ему горячностью мою повесть защитил. И "Повесть о фонаре" вышла.
Но в дальнейшем моя книга подверглась очень резким нападкам.
Еще один человек ее принял, как Самуил Яковлевич, всей душой - он жил в городе, о котором я написала, старый партизан, мой управхоз.
Когда я приехала, он возмущался, что мне дали право на дополнительную площадь, высказал мне свое недоверие:
- Подумаешь, детский писатель! Пишет про лягушек.
Но как только "Повесть о фонаре" появилась в городе, он ее прочел и сказал:
- Преклоняюсь, вы написали высокополитическую вещь.
Это во мне закрепило уверенность, что моя книга не ошибка.