Главная > О Маршаке

Ольшанская Е.М. Поэзии родные имена.
Киев, 1995. С. 90-95.

Евдокия Ольшанская

В доме по улице Чкалова

(Самуил Маршак)

Шли последние месяцы войны. Мы жили под Москвой, в Шатуре, я училась в седьмом классе и была в том возрасте, когда почти все пытаются выразить свои чувства стихами. К тому же торжественный голос диктора Левитана объявлял по радио об успешном продвижении в Германии нашей армии. Пьянила близость весны и Победы, я ежедневно писала по стихотворению, а в них безбожно подражала Лебедеву-Кумачу, Маршаку и другим поэтам.

Мой школьный учитель Михаил Ильич Качкин, считавшийся местным поэтом и постоянно публиковавший свои стихи в газете "Ленинская Шатура", отнес туда и мои опусы, которые вскоре стали регулярно появляться на страницах этой газеты. Но Михаилу Ильичу, всю жизнь тайно страдавшему из-за того, что он не может выйти к всесоюзному читателю, хотелось для меня большего, поэтому он послал несколько моих стихотворений в "Пионерскую правду". Вскоре меня пригласили приехать для беседы.

И вот в конце февраля, в жгучий мороз, я добралась по узкоколейке в Москву и впервые в жизни, задыхаясь от волнения, переступила порог редакции... Женщина-редактор, разбирая мои стихи, указала на их подражательность, на множество общих мест и длиннот. И когда я уже совсем разочаровалась в своих способностях и мысленно решила никогда больше не писать ни стихов, ни прозы, она вдруг неожиданно добавила:

"И все-таки Самуил Яковлевич Маршак, прочитав твои стихи, выразил желание познакомиться с тобой. Если хочешь, я дам тебе адрес."

Маршак! Из всех известных мне имен современных поэтов это имя было в те годы самым притягательным для меня. Не удивительно, что я так обрадовалась возможности увидеть любимого поэта.

Редактор записала на листке бумаги адрес Маршака, объяснила, как доехать до улицы Чкалова. Память наша необъяснимо сохраняет одни события, факты, детали и совершенно упускает другие. Я отчетливо вижу, как, держа в руке листок с адресом, я стою у большого углового дома и читаю надпись о том, что здесь жил Валерий Павлович Чкалов. В этом же доме, судя по записке, зажатой в руке, живет и Маршак. Такое соединение дорогих с детства имен потрясает.

Может быть, из-за этого я совершенно не помню, как звонила в двери, кто мне открыл их, как впервые увидела Самуила Яковлевича Маршака. Помню лишь комнату, показавшуюся мне большой, множество книжных полок, массивный письменный стол, за которым сидел Самуил Яковлевич. Он внимательно прочитал несколько моих стихотворений, переписанных, за неимением чистой бумаги, на каких-то желтоватых бланках, которые нам раздавали в школе. Потом взглянул на меня усталыми глазами, взял в руки листок, на котором помещалось стихотворение "Солдат" и стал подробно анализировать его. Помню только, как он прочитал вслух строфу:

А он стоял и вдаль глядел с тоскою,
Прощаясь с домом деда и отца.
Негнущейся замерзшею рукою
Стирал снежинки с мокрого лица

а затем сказал:

"Негнущейся рукою - это хорошо: так и видишь промерзшего до костей человека, который долго простоял, не решаясь уйти от родного дома. Но слово "замерзшею" - уже лишнее: и без него картина уже нарисована, а оно только разжижает..."

Второе стихотворение (я начисто его забыла) Самуил Яковлевич похвалил, сделав лишь одно замечание, что в тексте перемежается настоящее и прошедшее время, а нужно выбрать какое-то одно из них...

Так С.Я. разобрал 5 или 6 стихотворений. А потом спохватился: "Да что это я! Совсем забыл, что и ты вручила мне стихи "негнущейся замерзшею рукою". Сейчас будем пить чай."

Он вышел из комнаты, и вскоре пожилая женщина внесла и поставила на письменный стол два стакана чаю в подстаканниках и тарелку, на которых лежало несколько кусков хлеба, щедро намазанных яблочным повидлом. Признаюсь, что я слишком откровенно смотрела на это, сказочное по военному времени, угощение, потому что, когда я, съев один кусок, постенялась взять еще, Маршак ворчливо сказал: "Что же ты не ешь? Ведь проголодалась в дороге? К тому же, я в твоем возрасте знаешь как ел?" - сказано это было так просто и душевно, что я перестала стесняться...

Раздался стук в двери, а потом вошли трое. Маршак познакомил нас, назвал их по фамилиям, добавил: "Это Кукрыниксы, мы вместе работаем."

Я заторопилась уходить. На прощание Самуил Яковлевич сказал, чтобы я приезжала с новыми стихами.

Меня очень окрылило это приглашение, и я много раз порывалась поехать в Москву, но всегда вспоминала усталый вид Маршака и сдерживалась.

Лишь в июне или июле я снова позвонила в эту дверь. Открыла та же пожилая женщина и сказала, что С.Я. болеет. Я уже хотела уходить, но она спросила мое имя и велела подождать. Потом вернулась и сказала:

"Самуил Яковлевич хочет тебя видеть. Только, пожалуйста, ненадолго: ему нельзя утомлятъся."

На этот раз я вошла в другую комнату - очевидно, спальню. С.Я. полулежал в постели, меня удивило, что укрывался он простыней с большой заплатой: я знала, что не так давно он получил Сталинскую премию (лишь потом мнe стало известно, что все деньги Маршак отдал на оборону).

Встретил меня С.Я. как старую знакомую, спросил, отчего не приезжала. Снова напоил чаем - на этот раз с карамелью.

Потом достал с полки небольшой белый томик и сказал: "Недавно вышла эта книжка моих переводов. Называется "Английские баллады и песни". Хочешь, я почитаю тебе оттуда?"

Я, конечно, хотела, С.Я. своим несколько глуховатым голосом стал читать балладу "Вересковый мед". Потом вдруг прервал чтение и сказал: "Обрати внимание, как меняется здесь ритм. Я не сразу нашел этот переход:

Лето в стране настало.
Вереск опять цветет,
Но некому готовить
Вересковый мед.

Маршак прочитал эти строчки, подчеркивая голосом изменения ритма в третьей строке. По его интонации можно было заключить, что эта находка радует его. Было удивительно, что говорил он со мной, как с равной, как с коллегой, знающей, как трудно дается победа над словом. Но я так мало еще знала, что мысленно даже удивилась: - И чему радуется С.Я.? - Ведь стихи должны быть мелодичными, а он, наоборот, ломает ритм.

Должно было пройти несколько лет, прежде чем я поняла красоту этого ритмического сдвига в переводе "Верескового меда". И тогда лишь меня пронзила мысль:

- Он знал, что в то время я этого понять не могла. Но он говорил со мной как бы впрок, предчувствуя мое будущее понимание и удивление. Он предвидел, что, когда придет время, я вспомню эту радость мастера, которому удалось найти единственный нужный ритм для передачи его замысла. Он, как опытный педагог, выбрал "метод доверия" и не ошибся...

"На память о совместном чтении этих стихов" - так надписал он мне белый томик своих переводов.

Давно уже кто-то "зачитал" у меня книгу с дарственной надписью Маршака, но преподанный урок я запомнила на всю жизнь. Больше Маршака я не видела.

Но удивляться его душевной чуткости приходилось еще не раз. Закончу эти странички одним воспоминанием, несколько курьезным, но тоже характеризующим Самуила Яковлевича.

В Киеве жил молодой, талантливый и очень больной поэт Леонид Темин. Маршак любил его и относился к нему, как к сыну. Вскоре после смерти С.Я. я пришла проведать в то время прикованного к постели Леонида. Говорили о Маршаке, и мой собеседник с горечью вспомнил, что не выполнил его последней просьбы. Оказывается, незадолго до смерти С.Я. выступал перед большой детской аудиторией, и там же выступала женщина из Киева, швея, чье выступление ему очень понравилось. Маршак сразу же познакомился с ней. Ф. была уже немолода, жизнь сложилась так, что она не смогла получить образование, но в разговоре призналась, что пишет стихи. Она не оставила своих координат, но Маршак узнал ее адрес и попросил Темина повидаться с ней и познакомиться с ее стихами.

Вскоре С.Я. умер, а Леонид надолго слег. Но его очень мучила мысль, что он не выполнил просьбы Маршака. У Ф. не было телефона, поэтому я поехала к ней домой с запиской Леонида. Не застав ее дома, оставила записку в дверях.

Я знала, что Темин с нетерпением ожидает этой встречи. Помня о просьбе Маршака, он мне сказал, что сделает все возможное и невозможное для опубликования стихов Ф.

Через несколько дней я снова пришла его проведать и спросила, приходила ли Ф. Он с грустью ответил, что лучше было бы не разыскивать ее: действительно, человек она интересный, но стихи у нее очень примитивные, а она мечтает об их публикации...

И я подумала о том, как это ответственно - быть человеком, в которого поверил Маршак, как страшно оказаться недостойной этого доверия.

1985

При использовании материалов обязательна
активная ссылка на сайт http://s-marshak.ru/
Яндекс.Метрика