Главная > О Маршаке > Б. Сарнов "Самуил Маршак"


Б. Сарнов

Самуил Маршак
Очерк поэзии

Глава третья
Источник

И, раскрыв свою тетрадь,
Сел писать я для того,
Чтобы детям передать
Радость сердца моего!

С. Маршак. Из Вильяма Блейка.


Виктор Шкловский в одной из статей о традициях русской литературы напомнил мысль Л.Н. Толстого:

"Давным-давно молодой Л. Толстой пошел через швейцарские горы, и пошел не один, а взял с собой мальчика и написал об этом:

"...Мальчик мне был чрезвычайно полезен одним тем, что избавлял меня от мысли о себе и тем самым придавал мне силы, веселости и моральной гармоничности, ежели можно так выразиться.

Я убежден, что в человеке вложена бесконечная не только моральная, но даже физическая бесконечная сила, но вместе с тем на эту силу положен ужасный тормоз - любовь к себе, или скорее память о себе, которая производит бессилие. Но как только человек вырвется из этого тормоза, он получит всемогущество"1.

Много лет назад, отправляясь в путь, Маршак взял себе в спутники ребенка.

Немало умных и дельных статей было написано о том, как много дал С. Маршак на протяжении своего долгого жизненного пути этому своему маленькому спутнику, какой большой и сложный мир сумел он открыть в своих стихах детям. Но никто почему-то никогда ни единым словом не обмолвился о том, что этот маленький спутник дал поэту. А ведь обогащение было взаимным. "Мальчик", отправившийся в далекий путь с поэтом, многому научил своего взрослого товарища. А главное - он дал ему ту, говоря словами Толстого, моральную гармоничность, которая составляет едва ли не самую существенную особенность душевного строя поэзии Маршака.

1

Маршаку, как я уже говорил, был органически чужд, даже враждебен пафос разгрома старой культуры и даже пафос отречения от нее. Какие бы формы этот пафос ни принимал, в какие бы одежды ни рядился - "пролеткультовские", "напостовские", "лефовские", - Маршак неизменно оставался в стороне от всяких веяний этого рода. Но была одна сфера культуры, в применении к которой этот "пафос отрицания" не только захватил Маршака, но даже был им прямо возглавлен.

Я имею в виду ту старую литературу, что писалась специально для детей и юношества. Ее Маршак отрицал безоговорочно и бескомпромиссно. Тут он был пристрастен и запальчив, ничуть не меньше, чем любой футурист или пролеткультовец. Почти все, что было сделано в этой области прежде, представлялось ему грудой безнадежно устаревшего хлама, обреченного на слом и уничтожение.

"Это был сплошной второй сорт, сплошное чтиво, без литературных задач, без стиля, без языка, - говорил он. И добавлял снисходительно: - Впрочем, какой-то жаргон у этих книг был - нечто среднее между институтским лепетом и малограмотным переводом"2.

Одинаково язвительно и беспощадно издевался Маршак и над невежественными компиляторами, и над европейски известным ученым, профессором Н.П. Вагнером, написавшим немало научно-популярных книг для детей:

"Каждая фраза, каждая страница вагнеровской книги так типична для предреволюционной детской литературы, особенно научно-популярной... Типична незаконным соединением научных сведений, анекдотических подробностей и стилистических завитушек. Так писались в то время многие зоологические, географические, исторические книги для детей и юношества.

Равнодушная компиляция, какой-то склад или лавка старьевщика, где свалены в кучу Библия, Дарвин и Гоголь.

Составителю было важно одно - набить свою книгу и голову читателя возможно большим количеством сведений.

Добросовестно рассказывает профессор и о том, сколько зубов у крокодила и чем питается тушканчик...

Так и застревает книга между двух стульев - она не дает ни знания, ни образа, а что-то очень приблизительное. Да и что с детьми церемониться!

До поры до времени их можно снабжать лоскутьями и обрезками - отходами того, что делается для взрослых.

Приблизительно - о тюлене, приблизительно - о Наполеоне, приблизительно - об изобретениях и открытиях"3.

Но ведь на книжных полках старых детских библиотек стояли не только изделия бездарных и жалких ремесленников, и даже не только изделия профессора Вагнера, для которого писание популярных детских книжечек было в лучшем случае приятным досугом, своеобразным отдыхом от иссушающих душу наукообразных фолиантов.

Ведь были же еще Гулливер, Робинзон, пусть и в адаптированных изданиях... Неужели их тоже не пощадил этот всеразъедающий скепсис, этот непримиримый, воинствующий дух отрицания и разрушения?

"Старая детская литература, - гремел Маршак, - ухитрилась превратить свифтовских лилипутов просто в мурзилок, а Робинзона - в дачника. Мы должны научиться так переводить и пересказывать классиков, чтобы наши дети узнали подлинного Свифта-сатирика, подлинного Дефо-философа"4.

Все, решительно все в детской литературе, по мнению Маршака, надо было менять и создавать заново. Но особенно непримирим был Маршак, когда дело касалось стихов, написанных для детей в прежнее время. Тут его неприятие превращалось в ничем не сдерживаемую ярость, скептическая насмешка - в злой, саркастический, издевательский смех. Одинаково доставалось при этом и безымянному автору жалкого двустишия:

Шкуру чушечки дубят,
Ну а мясо все едят..

и маститому Валерию Брюсову, писавшему для детей почти столь же непритязательные (хотя неизмеримо более совершенные технически) стишки:

Любо василечки
Видеть вдоль межи,
Синенькие точки
В поле желтой ржи...

Но больше всего доставалось знаменитому "Степке-Растрепке". Отделяя эту книжку от прилизанных, благовоспитанных, пряничных изделий унылых литературных дам, Маршак все-таки не мог отказать себе в удовольствии вдоволь поиздеваться над ее чудовищным косноязычием.

Он чесать себе волос
И ногтей стричь целый год
Не желал, и стал урод...

Эти строки из "Степки-Растрепки" Маршак неизменно цитировал в своих многочисленных выступлениях, статьях и докладах. И всякий раз повторял, словно хранитель паноптикума, демонстрирующий наиболее знаменитый экспонат:

- Взгляните, как это убого и безграмотно... Какой неуклюжий, спотыкающийся, нелепый стих... Как не по-русски построена фраза...

А между тем, о "Степке-Растрепке" существовало и другое мнение. Вот рецензия на эту книжку, написанная в 1915 году:

"Степка-Растрепка" - книга очень смелая и жизненная, с одной стороны, и совершенно лишенная пошлости - с другой, а такое сочетание надо ценить, потому что смелость вообще легко переходит в наглость, а жизненность часто сочетается с пошлостью.

В детстве я эту книгу любил, и теперь нашел ее увлекательной...

Стих очень хорош, потому что легок и разнообразен... Некоторая "домашность" стихов... или "бедность" рифм - вовсе не "дилетантизм", не неумелость, как может показаться с первого взгляда; это - по меньшей мере - органичность, вдохновение автора, а может быть, и сознательное упрощение - тонкость...

Литература другого типа пока, насколько мне известно, едва завязывается; если ее можно сравнить с чахлым ростком, то "Степка-Растрепка" - уже яркий цветок"5.

Написал эту рецензию Александр Блок.

Великий русский поэт, человек, мучительно воспринимавший любую фальшь (словесную в особенности), восторженно отозвался об этой книжке, которая для Маршака была не более, чем экспонатом уродства, красноречивым свидетельством смешного и жалкого убожества старой детской литературы.

Откуда это вопиющее расхождение критериев?

И откуда этот решительный, бескомпромиссный "нигилизм", эта мощная жажда разрушения "старья" у такого последовательного приверженца культурных традиций, каким всю свою жизнь был Маршак?



Примечания

1. "Жизнь и творчество Бориса Житкова", Детгиз, 1955, стр. 92.  ↑ 

2. С. Маршак, Воспитание словом, "Советский писатель", М. 1964, стр. 331.  ↑ 

3. С. Маршак, Воспитание словом, "Советский писатель", М. 1964, стр. 337-338.  ↑ 

4. Там же, стр. 345.  ↑ 

5. А. Блок, Собр. соч. в 12-ти томах, т. 10, Изд-во писателей в Ленинграде, 1935, стр. 329.  ↑ 

Содержание

При использовании материалов обязательна
активная ссылка на сайт http://s-marshak.ru/
Яндекс.Метрика