Главная > О Маршаке > Б. Сарнов "Самуил Маршак"


Б. Сарнов

Самуил Маршак
Очерк поэзии

Глава четвертая
Детский почерк

2

Белинский рекомендовал читать детям стихи Пушкина. Не сказки, а именно стихи. В частности, «Бесы» и «Утопленник». Он писал при этом:

«Не заботьтесь о том, что дети мало тут поймут, но именно и старайтесь, чтобы они как можно менее понимали, но больше чувствовали»1. (Выделено мной. — Б. С.)

Не правда ли, странно? Почему понимание должно непременно вредить чувству? Почему оно так демонстративно и настойчиво противопоставлено непосредственному восприятию?

На этот вопрос очень хорошо (хотя и невольно) ответила Марина Цветаева, вспоминая о том, как семилетним ребенком она впервые узнала некоторые пушкинские стихи. (По странной случайности — те самые, о которых говорил Белинский: «Утопленник» и «Бесы».)

«Глядя назад, — пишет Цветаева, — теперь вижу, что стихи Пушкина, и вообще стихи... для меня — досемилетней и семилетней — были ряд загадочных картинок, — загадочных только от материнских вопросов, ибо в стихах, как в чувствах, только вопрос порождает непонятность, выводя явление из его состояния данности. Когда мать не спрашивала — я отлично понимала, то есть и понимать не думала, а просто — видела. Но, к счастью, мать не всегда спрашивала, и некоторые стихи оставались понятными» («Мой Пушкин»).

Именно этого и добивался Белинский. Он отлично знал, что пресловутое детское «непонимание» есть не что иное, как своеобразное понимание. Это туманное, смутное, обусловленное незнанием и «непониманием» восприятие — на самом деле глубоко постигает внутренний смысл, музыкальную, то есть самую сокровенную суть поэтического текста, суть, нередко совершенно недоступную человеку, прекрасно знающему смысловое значение всех составляющих стихотворение слов, но мучительно старающемуся углядеть лишь логическую связь между ними.

В своих теоретических воззрениях на поэзию и в своей поэтической практике Маршак исходит из того, что совет Белинского может (и должен) быть применен не только к детям.

Очень ясно и определенно это отношение к предмету выражено в маленькой статье Маршака «Об одном стихотворении», вошедшей в его книгу «Воспитание словом»:

«Произведение искусства не поддается скальпелю анатома. Рассеченное на части, оно превращается в безжизненную и бесцветную ткань. Для того чтобы понять, «что внутри», как выражаются дети, нет никакой необходимости нарушать цельность художественного произведения. Надо только поглубже вглядеться в него, не давая воли рукам»2.

Статья Маршака «Об одном стихотворении» сама являет прекраснейший образец этого нелегкого умения — поглубже вглядеться в произведение, не давая воли рукам:

«С детства я знал наизусть стихотворение Лермонтова «Выхожу один я на дорогу». Лет в двенадцать — тринадцать я бесконечное число раз повторял его и любил до слез. Но, перечитывая эти стихи теперь, на старости лет, я как будто заново открываю их для себя, и от этого они становятся еще загадочнее и поэтичнее.

Только сейчас я замечаю, как чудесно соответствуют ритму нашего дыхания сосредоточенные, неторопливые строки с теми равномерными паузами внутри стиха, которые позволяют нам дышать легко и свободно.

Выхожу один я на дорогу.
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха, пустыня внемлет богу,
И звезда с звездою говорит.

Читая две последние строчки этого четверостишия, вы спокойно переводите дыхание, будто наполняя легкие свежим и чистым вечерним воздухом....

Стихотворение кончается словами:

Надо мной чтоб, вечно зеленея,
Темный дуб склонялся и шумел...

И долго после того, как закроешь книгу, слышишь этот шум ветвей. Последняя строчка лирических стихов — на самом деле не последняя: она оставляет за собой, как эхо, долгий гул-след отзвучавшей музыки»3.

«Не давая воли рукам», а лишь пристально вглядываясь в стихотворение, Маршак не только помогает нам почувствовать всю прелесть лермонтовских строк, не только заставляет нас с неожиданной свежестью и остротой восприятия вновь пережить давно знакомые строки, заново «вчувствоваться» в них. Очень тонко, почти незаметно он показывает нам, чем именно это стихотворение так действует на нас. Благодаря Маршаку мы не только испытываем те чувства, которыми зара¬зил нас поэт. Мы ощущаем стихотворение как живой, гармоничный, совершенный организм. Мы чувствуем, как оно «дышит». На какой-то миг пред нами открывается завеса, отделяющая живое восприятие от постижения тайны этого чуда...

В статье «Пушкин и Пугачев», говоря о предметах, вовсе уже не касающихся психологии ребенка, Цветаева еще раз возвращается к своему детству, к себе — как она говорит — «досемилетней»:

«Есть у Блока магическое слово: тайный жар. Слово, при первом чтении ожегшее меня узнаванием: себя до семи лет, всего до семи лет (дальше — не в счет, ибо жарче не стало)»4.

Жарче не стало! Это замечательное признание.

В душе у каждого нормального ребенка есть хоть малая искра этого «тайного жара». От многих, очень многих обстоятельств зависит, разгорится ли она в жаркое, сильное пламя или погаснет.

Этому душевному огню, чтобы он не угас, необходима пища, его нужно чем-то поддерживать. А нередко он сам находит себе пищу, независимо от воли и намерений тех, кто призван воспитывать и направлять духовное развитие маленького человека.



Примечания

1. В.Г. Белинский, Полн, собр. соч., т. IV, Изд-во АН СССР, М. 1954, стр. 88.  ↑ 

2. С. Маршак, Воспитание словом, «Советский писатель», М. 1964, стр. 162.  ↑ 

3. С. Маршак, Воспитание словом, «Советский писатель», М. 1964, стр. 162—163.  ↑ 

4. «Вопросы литературы», 1965, № 8, стр. 186.  ↑ 

Содержание

При использовании материалов обязательна
активная ссылка на сайт http://s-marshak.ru/
Яндекс.Метрика