Э. Кузнецов. "Звери и птицы Евгения Чарушина". - СПб.:
Издательство "ДЕТГИЗ", 2012. - 82-151.
Мало уж кто помнит сейчас о происхождении прославленной книжки "Детки в клетке". Впервые её выпустило издательство "Радуга" ещё в 1923 году. В ней были использованы рисунки английского художника Сесила Олдина, а стихотворные тексты к ним очень вольно перевёл Маршак - не столько перевёл, сколько просто написал заново. Книжка выдержала ещё восемь изданий, пока наконец не стало понятно, что рисунки Олдина, даром что в своё время популярного иллюстратора, очень слабенькие и их тоже надо заменять. Кому предложить исполнить новые - вопрос не стоял.
Пока Чарушин работал, Маршак правил свои стихи - выбрасывал слащавости, сокращал длинноты, исправлял всё, идущее как от английского оригинала, так и от собственной неопытности. Исправлял жестоко. Достаточно сказать, что текст "Тигрёнка" сократился с двенадцати строк до двух, но ставших классическими: "Эй, не стойте слишком близко - Я тигрёнок, а не киска!" Часть рисунков вместе с обновлёнными стихами сначала, конечно же, публиковалась во всё том же "Чиже", за 1934 (№ 10 и 12) и 1935 (№ 2 и 3) годы, а в 1935 году вышла в свет и вся книжка.
"Детки в клетке" имели громадный успех. Чарушин уже обладал к тому времени авторитетом, но сейчас он вошёл в обойму "ведущих". Недаром же Лебедев, этот неизменный сотрудник Маршака, фундаментально иллюстри-ровавший почти все его произведения для детей, сделал изъятие только для двух - для "Почты" и для "Деток в клетке" и выполнил для них только рядовые рисунки-сопровождения, самой этой непритязательной скромностью говорящие, что он, знающий себе цену мастер, соревноваться с Цехановским и с Чарушиным как бы не считает возможным.
"Детки в клетке" вскоре были вторично изданы, а потом переизданы снова и снова. С популярностью они получили и право на новую, иную жизнь. По мотивам своих литографий Чарушин сделал тушью вариант для диафильма; понадобилось много новых сюжетов, так как в каждом кадре могло поместиться не более четырёх строчек. Вместе с Маршаком он подготовил ещё один вариант книжки, вышедший в 1938 году под названием "Мой зоосад", - здесь рисунки были сильно упрощены для очень маленького формата и печати в четыре краски, а не в семь, как в "большом" варианте. По мотивам всё тех же "Деток в клетке" были изготовлены и детские кубики, но сейчас уже не разобраться, делал ли рисунки для них сам художник или кто-то другой.
Больше всего повезло "Тигрёнку". Чарушин был не в силах с ним расстаться и переработал в самостоятельный превосходный эстамп со стихотворной подписью Маршака - эстамп знаменитый, кочующий по множеству книг, альбомов и статей и давно ставший как бы визитной карточкой художника. Кроме того, уже никому неведомые, но безусловно предприимчивые люди догадались использовать "Тигрёнка" как образец для набивной фланелевой игрушки, памятной многим, чьё раннее детство пришлось на предвоенные годы.
Через десять лет Чарушин выполнил гуашью вариант иллюстраций для преполагавшегося, но неосуществлённого издания в Соединённых Штатах Америки, а под конец жизни заново и даже дважды обратился к "Деткам в клетке", но то была уже иная история.
Успех "Деток" был не случаен. Не случайно было и то, что книга эта стала одной из лучших у Чарушина, да и, что там говорить, просто самой лучшей. Не только потому, что создана она была в момент высшего подъёма его творчества, когда энергия молодости уже обогатилась опытом, но и потому, что сама тема её была интимно близка художнику.
К изображению звериной и птичьей малышни Чарушин действительно обращался гораздо чаще, чем кто бы то ни было из его товарищей по анималистике. Как не вспомнить очень раннюю, 1929 года, но превосходную книжечку с характерным названием "Мохнатые ребята" - ряд картинок с лаконичными подписями, вроде: "Волчонок. Вырастет - будет страшным зверем. А сейчас он сам всего боится", "Медвежонок. Родился в зоосаду, зовут его Федька", или короче: "Лисёнок. Орёт, есть хочет", или совсем коротко: "Кабанята-поросята". Многие находки этой книжки впоследствии проросли в другие работы - в иллюстрации, в эстампы. Да и его знаменитейший "Тигрёнок" явился на свет ещё в 1930 году в виде маленькой литографии - почти, но всё же не совсем такой, как в будущей книге, ну и без подписи, которая тогда ещё просто не была сочинена Маршаком.
Он сам отмечал: "Больше всего я люблю изображать молодых животных, трогательных в своей беспомощности и интересных потому, что в них угадывается уже взрослый зверь"*. В этом ценном признании интересна не констатация того, что и так известно, а его объяснение. В зверином и птичьем малыше ему было интересно всё то же "произрастание", развитие, движение к зрелости и совершенству, формирование и самовыявление - повседневное, неисчислимо повторяющееся и умножающееся, но не теряющее своей таинственности проявление жизни.
Однако тут может быть ещё одно объяснение. Для самого Чарушина, отлично знавшего животных, главным всегда оставалось не познавательное назначение его работ, а скорее душевное - эмоционально-воспитательное: помочь зрителю проникнуться сопереживанием. А маленький зритель всегда поймёт звериного или птичьего детёныша лучше, чем взрослого зверя или птицу: он и сам ещё детёныш. Мишка-медвежонок - это всё-таки не совсем медведь, существо интересное, увлекательное и сложное в сочетании показного добродушия с глубинным коварством. И потасовка Харлаши с Прошей - не поединок собаки с волком, а возня. И беготня Щенка (из "Первой охоты" В. Бианки) за кузнечиками - не охота "за дикими зверями", как ему самому представляется, а просто детское баловство. Это всё игра, она близка ребенку, который сам живет в игре и игрой. Тут легче сохранить, не впадая в умилительную фальшь, необходимую теплоту, шутливость, даже идилличность, которых нет в реальном животном мире - мире жестоком и суровом.
Каждый из героев сам по себе был настолько интересен Чарушину, что он не искал сюжетной занимательности, хотя тексты Маршака предоставляли художнику и такую возможность: каждый из них можно было проиллюстрировать сюжетной сценой, а некоторые, вроде двух больших вводных ("Детский дом" и "Зоосад" или "Воробей в зоопарке") - даже рядом таких сцен (недаром же "Воробей в зоопарке" был как-то издан отдельной книжкой с рисунками Лебедева). В иллюстрациях Чарушина действия мало, в сущности, это портретная галерея, построенная намеренно просто и даже с подчёркнутым однообразием: ряд крупных изображений с неизменно расположенными под ними текстами, без каких бы то ни было композиционных ухищрений, к которым прибегал ремесленник Сесил Олдин и в которых Чарушин не нуждался. Но самая эта простота помогает воспринимать остроту и живость каждой характеристики.
Характеристики эти в высшей степени чарушинские. Непосредственность и обаяние его простодушных героев давно завоевали и продолжают завоёвывать симпатии читателей и зрителей всех возрастов. Это слишком очевидно. Но в них важно и иное: трогательность не становится сентиментальной, слащавой. В каждом портрете есть неназойливое ощущение и известной отчуждённости, замкнутости зверя или птицы в себе, в своём мире, отделённом от нашего. Если герой и идёт на какой-то контакт с нами, то может при этом обнаружить явную недружелюбность, даже враждебность, пусть и кажущуюся комичной у Тигрёнка. Это соединение "объективных" характеристик, данных художником, с шутливым антропоморфизмом, с добродушной ироничностью стихов поэта, это несовпадение двух рядов значительно усложняет восприятие, казалось бы, бесхитростной книжки.
"Детки в клетке" вместе с другими работами того же времени, работами разного уровня - и очень сильными, и рядовыми, - даёт подлинное и полное представление о зрелом, "классическом" Чарушине, о его своеобразии и его возможностях. И до того его уже ставили в ряд с маститыми анималистами, годами накапливавшими свой авторитет, - Ватагиным, Комаровым, Формозовым, а теперь ему уже отдавали предпочтение - настолько неоспорима была та новизна, которую он внёс в это дело, так принципиальны были его заслуги. Его старшие товарищи - Лебедев, Тырса - знали и рисовали животных безукоризненно (они даже соперничали друг с другом в тонкостях изображения лошади), но та глубина постижения и передачи индивидуальности зверя или птицы (индивидуальный характер в индивидуальном состоянии), к которой пришёл Чарушин, им всё-таки была недоступна.
Примечание
Чарушин Е. Моя работа // Детская литература. 1935. № 6. С. 31. ↑