В.М. Конашевич. О себе и своем деле.
"Детская литература". М., 1968. С. 457-459.

В. Горяев

О В.М. Конашевиче

Как-то Тышлер сказал, что он начинает работу над декорациями, прочитав только название пьесы и перечень действующих лиц. Может быть, это сказано несколько экстравагантно, но в этом что-то есть.

Если посмотреть вот на этот билет выставки, рисованный самим Конашевичем, можно сразу сказать о ленинградской графической культуре, можно сказать, что человек этот любит дом, свой дом, что у него есть хорошие друзья, есть любимые на всю жизнь предметы. Особым уютом веет от этого листка, специфическим, конашевическим.

Что мне хочется сказать о Владимире Михайловиче Конашевиче? Чем он интересен? Тут выработанный прием, это не просто прием, а особый мир. В этом мире есть и узость, и большая широта, и тайные взаимоотношения, есть какая-то загадка, которую нужно разгадать, которую задает нам всякий большой художник.

Вот пейзажи, написанные из окна, с первого, со второго и некоторые с третьего этажа. Большое ли многообразие объектов? Не большое.

Вторая половина выставки - натюрморты, написанные очень любовно. Мы иногда в его натюрмортах не можем определить, какой цветок, какая это веточка. Может быть, она не совсем узнаваема, но она нарядная, это его веточка. Это особый цветок, цветок Конашевича.

Узкий мир? Как будто и человек не так далеко ездит, как многие другие художники, а мир его образов интересен, хотя и постоянен. Интересен он не по многообразию впечатлений, а как умеет человек смотреть, по умению сложно видеть и чувствовать. Оказывается, из этого мира легко полететь в заокеанские страны. Они не точные, но правдивые, как сказки Пушкина. Это сказочное, там особая правда.

Поражаешься цельности художника, а это вещь сложная, личная. Конашевич претерпел в жизни много испытаний, которых не выдержали бы другие. Он выдержал. Его мир остался в целости, и мы с удивлением смотрим листы за подписью "1961 год". Та же жизнерадостность, та же свежесть цвета и контура, как и в работах, сделанных им в молодости.

Может быть, эта его способность необычного видения мира сделала его таким превосходным иллюстратором-сказочником. Он умеет находить необходимую меру сочетания декоративности с подробнейшим рассказом о событиях и героях. Хотя лист у него обычно заполнен множеством персонажей, нам не приходится отыскивать в его рисунках героя. Хорошо отработанный типаж, подчеркнутость силуэта, умение точно найденной деталью охарактеризовать главное - и мы уже следим за развитием занимательного путешествия в сказочный мир.

Английские народные песенки в переводе С. Маршака, пожалуй, не могли бы найти лучшего интерпретатора, чем Конашевич. Первое впечатление грубоватости персонажей заслоняется сразу же другим чувством - удивительным их обаянием. Все вместе необычайно точно передает дух времени и легко переносит читателя в мир, который одним поэтическим текстом было бы трудно исчерпать. Художник расширяет наше представление о прочитанном. И то, что рисунки (даже толщина давления пера) органически связаны с начертанием шрифта, а белые пятна внутри рисунка - с листом бумаги, где расположен шрифт, делает их очень современными по звучанию.

Много раз иллюстрировались сказки Пушкина, и, казалось бы, трудно найти новое их решение. Но Конашевич нашел его. Текст Пушкина в показанных им на сей раз листах к "Сказке о царе Салтане" и "Золотому петушку", последней работе художника, помещен как бы на скрижальной поверхности. Рисунки при кажущейся легкости исполнения производят впечатление физической весомости - они материальны. Отказавшись от иллюзорного пространства, Конашевич построил таинственный остров с городом, необычайное нагромождение парусов, сложное орнаментальное переплетение деревьев. Все это создает атмосферу сказки. Сатирическая острота изобразительного рассказа помогла художнику подчеркнуть значительность, серьезность, мудрость сказки, а не только очаровательную легкость пушкинского стиха, к чему обычно стремились все иллюстраторы до Конашевича.

Я имел несчастье один раз делать книгу, которую делал до того Конашевич, и потерпел фиаско. Это иллюстрации к Чуковскому. Сказочный мир, в который так свободно проникает Конашевич, оказался для меня закрытым.

Когда-то старые мастера говорили, что, если хочешь нарисовать гору хорошо, возьми камень и нарисуй его внимательно. Конашевич делает какие-то подобные вещи. Многие его сказочные леса нарисованы так, словно человек растянулся на земле, закопался носом в. густую траву и смотрел, смотрел, пока не забыл, какой он сам большой и какая трава маленькая. И тогда случилось чудо! Оказывается - там невероятные джунгли, больше, чем джунгли Цейлона. Травинки превратились в лес, маленькая мушка - в чудовище. Ощущение необыкновенное, и дышится как-то восторженно. Конашевич нашел такую точку, что с одного места видишь далеко вокруг. Это типично для него и делает его рисунки столь очаровательными.

Это удивительный поэт-художник, которому место в истории нашего искусства обеспечено.

1962