Источник:
Маршак С. Собрание сочинений в 8 томах. Т. 6. -
М.: Художественная литература, 1971. С. 543-548.
С. Маршак
Толстый преподаватель истории и географии в синем сюртуке с золотыми пуговицами и золотыми наплечниками шел вприпрыжку по коридору гимназии. Впереди него бесшумно скользил, низко наклонив голову, батюшка в рясе. Перед батюшкой мчался во весь опор высокий и стройный немец, размахивая левой рукой, а правой прижимая к груди классный журнал в гладком черном переплете.
Все они шли из учительской в классы. Двери комнат по обе стороны коридора были широко открыты, а у дверей стояли дежурные ученики. В начале коридора - усатые молодые люди, дальше - подростки, а еще дальше пухлые мальчики. Вот исчез немец, и за ним быстро закрылись двери одной из комнат. Там сразу стало тихо, между тем, как в соседних комнатах еще хлопали крышками парт и ревели, как в зверинце.
Преподаватель географии подошел ко второму классу. Чистенький мальчик, смуглый, почти черный, встретил его у дверей и шаркнул ножкой:
- Здравствуйте, Павел Павлыч.
- А, Курмышев! - ласково прогудел Павел Павлович и погладил мальчика широкой ладонью по стриженой голове.
Павел Павлович влетел в класс, подпрыгивая, как на рессорах. В комнате было светло и весело. Тридцать семь гимназистов с шумом поднялись со своих мест, в последний раз стукнув крышками парт. Павел Павлович тяжело взобрался на кафедру, блестевшую, как новенький цилиндр, и раскрыл журнал.
Курмышев стоял у кафедры, как стрелочник у паровоза. Он читал листок:
- Отсутствующие - Барабанов, Гарбуз, Зуюс, Мироносицкий, Панчулидзе, Расторгуев и Цыпкин.
Павел Павлович взял в пухлые пальцы перо и что-то записал в журнал.
Не успел Курмышев добраться до своей парты, как с кафедры прозвучал густой бас Павла Павловича:
- Курмышев!
Курмышев вернулся к кафедре.
- Откройте окошко, - сказал Павел Павлович.
Курмышев влез на подоконник и с треском открыл окно. Окна открывались в первый раз этой весной. Подул ветер и зашелестел географическими картами. В класс ворвался из сада посторонний голос:
- Мишенька! Мишенька! Вернись! - кричала в саду женщина.
В классе засмеялись.
Павел Павлович грозно посмотрел на класс и сказал:
- Если так, господа, сидите при закрытых окнах. Курмышев!
Курмышев, который еще не успел слезть с подоконника, захлопнул окно.
- Теперь Павлушка рассердился - резать будет, - сказал Курмышеву мальчик на передней парте. - Он свежий воздух любит, а в классе духота.
И правда, Павел Павлович сидел на кафедре и тяжело дышал.
- Чем это у вас здесь пахнет? - сказал он, нюхая воздух. - Дежурный!
- Не знаю, Павел Павлыч, - сказал Курмышев.
- Говорите, что у кого на завтрак. У тебя? - ткнул он пальцем мальчика на первой парте.
- Пирог.
- У тебя?
- Жареная печенка.
- У тебя?
- Бутерброд с колбасой.
- У тебя?
- Яичница, - сказал смущенно толстый мальчик, сидевший в конце класса на "камчатке".
Весь класс захохотал.
- Яичница! - передразнил Павел Павлович, - завтракали бы дома, а то превращают класс в кухмистерскую. Яичница!
Классу стало весело.
- Дудкин суп в класс принес! - крикнул кто-то.
Павел Павлович встал во весь рост.
- Кто это сказал? - спросил он.
Все молчали.
- Кто сказал про суп?
Никто не отзывался.
- В таком случае Дудкина вон из класса, пока виновный не сознается.
Дудкин направился к двери.
- А ну-ка вернись! - закричал Павел Павлович, когда Дудкин уже закрывал за собой дверь.
Дудкин вернулся.
- Ты что это сделал ногой, когда выходил?
- Ничего, Павел Павлович.
- Это у него походка такая, Павел Павлович, - крикнул с места Баландин.
- Я тебе покажу, как коленца выкидывать, - сказал Павел Павлович. - Сейчас же ступай вон до конца урока. И ты, Баландин, тоже.
Рыжий, веснушчатый Баландин встал и медленно пошел между партами, незаметно задевая на ходу товарищей.
- Быстрее! - крикнул Павел Павлович.
- Я быстрее не могу, - буркнул Баландин. Он вышел наконец из прохода между партами и, описывая дугу, медленно направлялся к выходу.
Гимназисты давились от смеха.
- Ну и Баланда! Вот так рыжий!
Павел Павлович пристально смотрел на Баландина, Баландин на Павла Павловича. Вдруг Баландин упал на пол.
- Что это? - спросил Павел Павлович. - Ты издеваешься, что ли?
Баландин встал, сморщил гримасу и стал тереть колено.
- Я подскользнулся, Павел Павлович.
- Поскользнулся? Вот ты у меня поскользнешься в последней четверти! Иди-ка отвечать за весь год.
Этого никто не ждал. В классе затихли.
- Павел Павлович, - сказал Баландин серьезно, - вы ведь обещали не спрашивать меня эту неделю. Я ведь обещал вам подготовиться к следующему понедельнику. Я лучше выйду из класса, Павел Павлович.
Павел Павлович злорадно улыбался.
- Нет, дорогой мой, все равно перед смертью не надышишься.
Стоя, он раскрыл толстый журнал и, с шумом перелистывая страницы, стал читать:
- Баландин... Отсутствовал... Отсутствовал... Отсутствовал. Ел на уроке... Свистел... Сидел на полу... Отказался от ответа по причине желудочного расстройства... Отказался отвечать ввиду смерти бабушки... Явился в гимназию в порванных брюках...
Павел Павлович раскрыл другой журнал - потоньше, и прочел:
- Баландин... Три с минусом... Четыре с минусом... Два с минусом... Единица... Единица... Единица...
- Павел Павлович, - сказал Баландин, - спросите меня послезавтра.
- Так, - сказал Павел Павлович, усаживаясь на блестящий венский стул. - Послезавтра? Это мне нравится. А может быть, послепослезавтра, господин Баландин, а может быть, послепослепослезавтра? Нечего разговаривать, извольте отвечать.
Баландин успокоился, сжал губы и шагнул к карте. Карта была немая - без надписей.
- Какие вы знаете полуострова? - спросил Павел Павлович, раскачиваясь на стуле.
Баландин, глядя в сторону, угрюмо пробормотал:
- Кольский, Канин, Скандинавский, Ютландия, Пиренейский...
- Недурно для начала, - сказал Павел Павлович, - а не укажете ли вы мне на карте полуостров Канин?
Баландин повернулся к огромной разноцветной карте и обвел рассеянным взглядом все части света.
- Возьмите указку и покажите.
Баландин взял тонкую палочку, покрутил ею в нерешительности, а потом куда-то ткнул.
- Это интересно, - сказал Павел Павлович, торжественно вставая со стула и подходя к краю кафедры. - Покажите еще раз полуостров Канин.
Баландин ткнул в другое место карты.
Павел Павлович радостно улыбнулся.
- Вот оно что. Значит, этот полуостров переезжает с места на место, ведет кочевой образ жизни. А скажите! - спросил он. - Сколько в острове полуостровов?
- В острове полуостровов? Два, - сказал Баландин.
- Совершенно верно, два. Два будет у вас в последней четверти и в годовой.
Баландин положил указку и равнодушно пошел на место.
Курмышев и Баландин жили на одном дворе. Курмышев в доме, выходившем на улицу. Баландин - в небольшом флигеле. Отец Курмышева был судья, а у Баландина отца не было.
Когда гимназистов распустили на лето, Курмышев вернулся из гимназии, сбросил пальто и ранец и выбежал на двор.
Было еще свежо. Курмышев разбежался, перепрыгнул через скамейку, потом поднял с земли камень и запустил в небо. Потом подозвал к себе сонную лохматую собаку, стал теребить ее за уши. Собака завизжала и вырвалась.
Курмышев подошел к флигелю и стукнул в последнее окошко справа.
- Заходите, господин Курмышев, - сказала пожилая женщина в очках и в красных сережках, открывая форточку.
Курмышев вбежал в темную переднюю. Там в углу кудахтали куры.
- Пожалуйте, господин Курмышев, - говорила женщина, отворяя дверь. - Жоржик, к тебе пришли!
Баландин вскочил в соседней комнате с кровати, на которой он валялся одетый, и бросился к товарищу. Лицо у него было красное и [изрядно] помятое.
- Кончили курс и теперь гулять? - говорила женщина, мать Баландина. - Ну, гуляйте, гуляйте, молодые люди.
- Она ничего не знает про меня, - шепнул Баландин. - Молчи!
За столом сидел растрепанный и небритый мужчина и читал какую-то бумажку.
- Сведения об успехах, поведении, прилежании и внимании, - читал он, - ученика второго класса Баландина Георгия. Закон божий три, география... тут что-то неразборчиво... тоже три... А тут и совсем разобрать нельзя... Переводится в третий класс... Кто это у вас сведения пишет?
- Помощник письмоводителя, - сказал Курмышев.
- Молчи! - шепнул ему прямо в ухо Баландин.
- Так, - сказал отчим, - а почему у тебя, обормот, все тройки? Хоть бы одну четверку принес?
- Ну уж и на том спасибо, - сказала женщина, - хорошо, что не сел во втором классе.
- Не сел, - угрюмо проворчал отчим, - ему бы в его годы в четвертом быть, а не во втором, попробовал бы он у меня сесть.
Баландин взял бумажку, сложил ее и сунул в ящик стола.
- Шагаем? - сказал он Курмышеву.
- Шагаем!
И оба выскочили на двор.
- Курмышев, - сказал Баландин шепотом, когда они очутились на противоположном конце двора. - Мне сведения Дудкин исправил, он хорошо пишет. Только молчи. Я отчима не боюсь, - ну пусть он меня зарежет, повесит, - мне не страшно. Мне только маму жалко.
- А как же ты... - сказал Курмышев, - как же ты осенью?
- Погоди, - прервал его Баландин, - мы выйдем на улицу, тогда скажу.
Оба мальчика вышли за ворота. Курмышев шел, весело перепрыгивая через лужи, Баландин шагал, не глядя под ноги.
- Как же ты от домашних скрывать будешь? - спросил Курмышев. - Ведь каждую неделю подпись нужна в дневнике? Да и книги у тебя будут те же самые, что в этом году.
- Ничего, - сказал Баландин отчаянно, - осенью я из дому убегу... Скоплю пять рублей и уеду в Одессу. Там в порту работать буду или на корабль наймусь. А потом, когда большой буду, мать к себе возьму.
- Тише, - прошептал Курмышев, а потом снял фуражку и сказал громко: - Здравствуйте, Павел Павлович.
По улице шагал, обходя лужи, Павел Павлович. В пальто он оказался еще толще. Форменные пуговицы и кокарда блестели на солнце. Он тяжело отдувался и осторожно передвигал толстые ноги в новеньких галошах.
- Здравствуй, Курмышев, - широко улыбаясь, сказал Павел Павлович. Потом он перевел взгляд на Баландина и перестал улыбаться.
Баландин смотрел в землю.
Примечания
Второгодник Баландин. - Из цикла рассказов о детских годах Маршака.
Печатается по черновому автографу приблизительно 1930 года.