С. Маршак

Воспитание словом

Заметки и воспоминания

Нестареющая сатира

У нас в стране издавна умеют ценить и любить литературу зарубежных стран. В то время как рядовой американец или англичанин нередко путает всех трех наших Толстых, приписывая подчас "Князя Серебряного" Алексею Николаевичу, а "Хождение по мукам" Льву Николаевичу, смутно знает о существовании Лермонтова и никогда не слыхал имени Герцена, - широкие слои читателей в нашей стране имеют довольно ясное представление даже о второстепенных и третьестепенных литераторах Англии и Америки.

Виднейшие же представители литературы зарубежных стран прочно вошли в круг нашего чтения, приобрели полное право гражданства в нашей библиотеке.

К числу таких писателей принадлежит и Марк Твен.

Многие поколения школьников зачитывались у нас причудливыми и затейливыми похождениями двух замечательных мальчиков - Тома Сойера и Гекльберри Финна, а взрослым читателям хорошо известны страницы твеновской сатиры, бичующей закоренелые пороки власть имущих и просто имущих представителей американского общества.

Глубину и остроту этой сатиры оценили в России очень давно. Недаром один из романов Твена печатался в салтыковских "Отечественных записках" наряду с едкими "Благонамеренными речами" самого Салтыкова-Щедрина¹.

Перечитывая сейчас страницы Твена, видишь, что многие из них нисколько не устарели.

Разве не современно звучат слова из памфлета "Монархия доллара":

"Тридцать пять лет тому назад в письме к жене и к мистеру Гоуэлсу я сам развлекался и пытался развлечь их тем, что предсказывал приход монархии, и фантазировал на тему о том, что будет представлять собою страна, когда монархия заменит у нас республику..."

"Теперь странно представить себе, что я думал о будущей монархии и не подозревал, что монархия уже установлена, а республика - дело прошлого. Осталась республика на словах, а на деле ее уже нет..."

И дальше - через несколько строчек:

"...Наш монарх сильнее, деспотичнее, самовластнее, чем любой монарх в Европе. Его повеления из Белого дома не сдерживаются законом или обычаем или конституцией, он может задавить Конгресс так, как даже царь не может задавить Думу. Он может усилить и сконцентрировать центральную власть, лишив штаты их прав. Устами государственною секретаря он уже заявил об этом. Он может заполнить своими сторонниками Верховный суд. Устами государственного секретаря он обещал это сделать..."

А вот что говорится в тех же заметках об американском Конгрессе ("Палладиум свободы").

"Американские политические и коммерческие нравы уже не только повод для острот, - это настоящая феерия.."

"Мистер Гуггенхейм недавно был избран в сенат Соединенных Штатов, подкупив для этого законодательное собрание штата Колорадо, что является сейчас почти что общепринятым путем для кандидатов в сенаторы Соединенных Штатов".

Выборам в Конгресс посвящено еще несколько выразительных страниц в "Сценах из американской политической жизни" ("Народные представители в Вашингтоне)".

Вот небольшой отрывок из этих "сцен".

"...В городе выборы у нас обычно начинаются с квартального собрания избирателей. Эти собрания контролируются местным кабатчиком и его подручными (так как остальные считают, что политика грязное дело и лучше оставаться дома)..."

Как видит читатель, твеновские очерки американской жизни не утратили своей остроты и даже некоторой злободневности.

В монументальных образах сенаторов Гуггенхейма, Кларка из Монтаны, Дильворти мы узнаем многих наших современников. Не унывающий в самых трудных и щекотливых обстоятельствах мистер Дильворти как нельзя более похож на знакомого нам бывшего сенатора мистера Томаса, председателя Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, который несколько лет стоял на страже "порядка", а потом был сам изобличен в неблаговидных сделках и угодил под стражу.

Твен ясно видел моральное разложение правящей верхушки американского и европейского общества.

Он писал: "Вся Европа и вся Америка борются из-за денег. Эта страсть развратила нации, сделала их черствыми, корыстными, низменными, нечестными, нациями-угнетателями".

Твен жестоко смеялся над расовыми и родовыми предрассудками.

Соединенные Штаты он именовал "Соединенными Линчующими Штатами"².

О так называемом "благородном происхождении" он говорит устами Гекльберри Финна:

"Полковник Грэнджерфорд был хорошего происхождения, а это так же важно для человека, как и для лошади. Так говорила вдова Дуглас".

Тот же простодушный, но сметливый выходец из низов Гек Финн характеризует королей такими словами:

"...Все короли - большей частью жулики, насколько я знаю".

И, назвав с полдюжины известных ему по имени королей, он добавляет:

"И потом еще эти англы да саксы, которые то и дело скандалили и поднимали содом..."

Об англосаксах, "поднимающих содом", говорит не только Гек Финн, но и сам Марк Твен в отрывке из воспоминаний, озаглавленном "Плутократы и империалисты".

"...Мы - англосаксы! Прошлой зимой на банкете, в клубе, который называется "Во все концы земли", председатель, отставной кадровый офицер высокого ранга, провозгласил громким голосом и с большим одушевлением: "Мы принадлежим к англосаксонской расе, а когда англосаксу что-нибудь нужно, он просто идет и берет..."

"Это заявление вызвало несмолкаемые аплодисменты..."

"Если перевести эту декларацию на простой английский язык, - говорит далее Марк Твен, - она звучит так: "Мы, англичане и американцы, - воры, разбойники и пираты, чем мы и гордимся..."

"Из всех англичан и американцев, находившихся при этом, не нашлось ни одного, у кого хватило бы храбрости подняться и сказать, что ему стыдно за все цивилизованное человечество, если человечество терпит англосаксов, составляющих его позор..."

Марк Твен не был революционером. Но он был воинствующим гуманистом, был подлинным демократом и не мог не видеть, куда ведет жажда наживы и власти его страну и весь капиталистический мир.

И этого непримиримого сатирика часто пытаются представить американским читателям без острых шипов, изображают незлобивым юмористом, не противоречащим традициям буржуазного общества.

Уж не повторяется ли снова анекдот, рассказанный Твеном одному из его интервьюеров?

Увидев на стене детский портрет, любопытный журналист осведомился, не приходится ли этот ребенок писателю братом.

И тут Марк Твен открыл журналисту страшную "семейную тайну".

"Видите ли, - сказал он, - мы были близнецы, мы с братом. Нас перепутали в ванночке, когда нам было всего две недели от роду, и один из нас утонул. Но мы так и не узнали, кто именно. Одни думают, что утонул брат, другие - что я..."³

Очевидно, люди, пытающиеся подменить беспощадного сатирика безобидным юмористом, также что-то путают и выдают за настоящего Твена кого-то другого.

Не только в политических памфлетах, образцами которых могут служить очерки "Журналистика в Теннеси" и "Как меня выбирали в губернаторы", но и во многих своих книгах Твен выступает обличителем мракобесия, человеконенавистничества, ханжества и лицемерия. За это-то и полюбили его наши читатели всех возрастов - от ровесников Тома Сойера до людей, убеленных сединами.

Когда-то Марк Твен, бывший лоцман с реки Миссисипи, встретился в Нью-Йорке с русским великим писателем - уроженцем берегов Волги - Горьким⁴.

Алексей Максимович впоследствии рассказывал, как он впервые увидел человека с волосами, похожими на буйные языки белого, холодного огня.

Твен был одним из участников банкета, устроенного передовыми людьми Америки в честь Горького.

Они внимательно посмотрели один другому в глаза и крепко пожали друг другу руку.

Это долгое и крепкое рукопожатие навсегда останется символом духовной связи великих народов, которые стремятся к дружескому общению наперекор всем усилиям современных мистеров Дильворти и Гуггенхеймов.

1960

Примечания

Нестареющая сатира. - Впервые в книге "Воспитание словом", Гослитиздат, М. 1961.

1. В журнале "Отечественные записки" был напечатан первый роман М. Твена - "Позолоченный век", написанный им в соавторстве с Чарлзом Уорнером.  ↑ 

2. Название памфлета М. Твена - 1901, опублик. впервые в 1923 г.  ↑ 

3. См.: М. Твен, Разговор с интервьюером (1875).  ↑ 

4. Встреча М. Твена с А.М. Горьким, приехавшим в США, произошла 29 марта (11 апреля) 1906 г. на банкете, устроенном в честь Горького, где М. Твен выступил е приветственным адресом.  ↑